О`Санчес - Хвак
Хвак их слышит, но и они его мычание и топот учуяли, издалека же и рассмотрели, что пленник сбежавший в одиночку возвращается, стражей за собою не ведет… И то легче.
Хвак на полном бегу как пнет уцелевший кусок плетня – так и полетели в стороны гнилые куски, а Хвак тем временем во двор ворвался – что-то такое гневно вопит, и самому не разобрать собственных слов! Хавроша с Косматым обрадоваться не успели воротившейся пропаже, но уже смекнули, что в сей миг благоразумнее испугаться, с тем и брызнули кто куда: Хавроша в сарай, а Косматый в избушку. Выхватил Хвак оглоблю из телеги, да с разбегу как шваркнет ею по избушке – треск на всю округу.
– Выходи, Косматый, убивать буду! – Хвак почуял, что хлипка избушка, и вместо того, чтобы внутрь залезать, Косматого в темноте искать, перехватил оглоблю в обе руки – и давай тонкие стены рушить! Вот уже и бревно треснуло, и ставня разлетелась, и крыша дальше вниз начала проваливаться… Не выдержал Косматый, выпрыгнул в окно с кинжалом в руках, споткнулся о развороченный подоконник, да как раз бородатым рылом под Хваково брюхо, к ногам его брякнулся. Неспособно было Хваку оглоблею бить поверженного обидчика, так он его пинком! От этого единственного удара взлетел Косматый над землею на два локтя – а ведь дюжий, увесистый был мужичина – и грянулся без памяти, кинжал утеряв. Без дураков, без притворства лежит: кровь изо рта пузырится и глаза открыты, но зеницы под лоб закачаны. Хвак смотрит на Косматого сквозь красную пелену, что взор ему застлала – и как теперь с ним? Недвижного, что ли, добивать? А где..
– Пощади меня, Хвакушка, пожалей меня, родненький! Я ведь тоже, как ты, сиротою в этот мир пришла, тоже рабского лиха вдоволь хлебнула. Пощади, убей меня сразу, не мучай старого человека, не отдавай стражам на поругание. От твоей руки, от богатырской, со всем смирением наказание приму. Коли виновата – за всех отвечу. Да благословят тебя Великие Боги, великодушный Хвак!
Обернулся на причитания Хвак, вытаращил свои маленькие глазки и силится понять сущее: отчаявшись в сарае прятаться, прямо в навозной грязи стоит перед ним на коленях старуха-обидчица, злокозненная Хавроша, искореженные возрастом клешни к груди прижаты, а в костлявых трясущихся пальцах чепец, сама простоволоса, седые космы едва ли не в лужу опущены… Ишь, хнычет, причитает… А как вольного человека связывать да на рабство обрекать!.. Так бы и размозжил ей башку. Вот сейчас как даст ей!..
Толстенная оглобля аж захрустела в побелевших пальцах – так-то захотелось Хваку решить все свои обиды одним ударом!..
– Ага, расплакалась, коряга! А кабы я сам не высвободился, так, небось, и не почесалась бы! Продала бы ни за грош на чужбину! Вот как двину сейчас по макушке – тогда узнаешь!
Замахнулся Хвак… Не идут руки вниз, хоть ты что делай! И не в колдовстве, не в порче загвоздка… Ну нет у него души и сердца – мозжить беззащитную голову… Вот если бы в драке, при горячем рассудке…
– Как пожелаешь, так и приму, справедливый и могучий Хвак! – Словно бы затылком чует его замешательство старая Хавроша, видит, глаз от земли не поднимая. – А только так скажу: от твоей богатырской руки, от твоего справедливого гнева – смерть куда слаще, нежели от этих… подлых горулей государевых… Бей, не жалей, не смотри, что женщина. Коли вина моя, то и ответ мне держать, весь до донышка, перед людьми и богами.
Голова кругом у Хвака от противоположных желаний да помыслов, а гнев-то уже повыветрился из сердца. Выбросил он оглоблю далеко в сторону, отвернулся от Хавроши, от Косматого, от телеги со смирной лошадкой, да и пошел прочь с разоренного двора… Не успел и за плетень как следует ушагать – старуха вослед бежит, задыхается и крякает чегой-то.
– Чего надо? – Насупился Хвак, смотрит с подозрением на Хаврошу, а та знай, себе, до земли ему поклоны кладет! Потом выпрямилась и смотрит на него, как на светлейшего из богов, а слезы в два ручья так и льются по морщинистым щекам!
– Ты меня пощадил, великодушный Хвак! Ты лучший из людей, кого я за всю жизнь свою окаянную и долгую видела: виноватую – помиловал. На прощение даже не надеюсь, но… Денег хочу тебе дать, чтобы в походе сытнее тебе и уютнее было. Куда путь-то держишь? Может, подсказать чего смогу? Люди – на то и созданы богами, чтобы помогать друг другу, держаться вместе против невзгод и лихостей. Да только вот живем во грехе и забываем святые заветы.
– Не надо ничего, уж и без подсказок дойду. – Совестно Хваку признаваться, что идет – а сам и не знает, куда и зачем.
Причитает старуха, приседает в поклонах, а тем временем кошель Хваку сует, шнурок раздернула, чтобы видно было: серебра полно в кошеле том, не только медь. Столь великих денег Хвак отродясь в руках не держал, стыдноватым ему кажется – не заработанное брать, он от себя кошель отпихивает, ан старуха не поддается и всучила-таки.
– Возьми, возьми! Во-от… Теперь ладно будет, в дороге-то… Погоди, вот еще что!
Смотрит Хвак – старуха шарит по всем своим тряпкам, по карманам, да за поясом, найти никак не может…
– Чего ждать?
– Погоди, погоди, Хвакушка… Коли ты ко мне с добром, то и я… Вот незадача! Оберег, оберег у меня в сумке. Оберег хочу тебе подарить, он тебя от всяких лиходейств пренадежно защитит, от колдовства, от коварства людского. Люди-то нынче – знаешь, каковы, разве что обликом не звери и не демоны… Постой здесь, я рысью, туда и обратно. Или еще того лучше, пойдем вернемся, а пока беседуем, я оберег поищу… Сделай милость, уважь старуху!
Ну-к… ладно. Все одно спешить Хваку некуда, а оберег – штука в хозяйстве полезная: у них в деревне у тиуна оберег был, так тот над ним трясся больше чем над детьми…
– Вот он, родименький! Ты, Хвакушка, не смотри, что неказист, а пользы он много тебе принесет. Сейчас я его прощупаю, да чуток подколдую, чтобы в полной силе надолго был… Я быстро, моргнуть не успеешь!
Старуха, перед тем как над серым камешком колдовать, достала воды из колодца, наполнила кувшин, да и похлебала из кувшина, жажду утолила… Хвак – делать нечего – оглядывается, на утреннее небо смотрит, пузо почесывает, задницу… Тоже пить захотелось, он без спросу кувшинчик взял, что перед самым носом у него на камешке стоял – ишь, аж запотел весь от студеной воды колодезной… Хлюп, хлюп – опустел кувшинчик.
– Ой, спаситель ты мой!.. Прям и не знаю: как взмолиться, как упросить тебя, сударя моего!..
– Чего тебе?
– Не вели казнить дурную бабку, но дозволь мне отвлечься на единый миг, бедняге Косматому помощь оказать! Ведь – тоже ведь живая душа, я с ним столько лет бок о бок… Ведь это я виновата, не он!
– Ну и чего?
– Да – чего – над ребрышками его похлопочу, целебным наговором помогу, да мазью натру… А там как раз и оберег настоится, в силу войдет. Дозволь, Хвакушка, так-то мне горестно в душе: ведь через меня хорошие люди пострадали, что ты, что Косматый!..
